Одной из актуальных задач стоящих в современной культурной ситуации это выживание в эпоху крушения постмодернистской парадигмы. В современной культуре человек опирается на процесс обмена симулякрами все более усложняющихся структур. Подобная "виртуальность" знаков позволяет тотально отрывать имени от денотата и свободно им оперировать в культурном пространстве. Но значение подобным играм можно придать только в процессе динамического обменами этими опустошенными символами. Из-за потребности все более и более увеличить скорость обращения данного материала происходит сближение культуры с политикой и ее герметизация в высокоскоростных информационных потоках.

Шагом позволяющим, хотя бы на время, выйти из этого загерметизированного потока может стать попытка обращения к досимволическому миру, работа с симулякрообразующей реальностью, вытеснение ее в обозначаемое пространство. Область еще не замененная функциональными знаковыми объектами, очень узка и ее поиск это задача достойная серьезной разработки. Именно такой задаче посвятил всю свою жизнь великий российский "поэт" Генрих Сапгир. Сначала выход из плотных слоев советского жаргона, потом из бытовой речи, потом из руин речи, и, наконец, незадолго до своей смерти Генрих Вениаминович обратился к допредметной реальности - "фактуре реальности". Когда мимо тебя проносятся разноцветные потоки транспорта, их нельзя увидеть, но можно почувствовать узнать кончиками пальцев, кожей лица. Да, я думаю стоит подчеркнуть - ЛИЦА. Существует постмодернистский штамп, что искусству интересно не лицо, но маска, которую на это лицо надевают. Этот штамп превращает все искусство в игру сдергивания масок, сводит его к проблемам бекграунда. Но, на мой взгляд, подчинять искусство таким рамкам не плодотворный процесс. Не смотря на декларативность этого штампа, даже авторы работающие в постмодернистской стилистике, постоянное его нарушают, ищут путей обмана обмана.

Тоталитарные зиккураты власти построенные в течение 20 века падают один за другим превращая казалось бы общепринятые принципы в ничто, исчезающее даже как знак. Однако современное искусство все еще пытается работать, если не с идеальными объектами, то с усредненными. В естествознании это можно сравнить с началом 19 века когда, признали, что объекты можно изучать не только твердые и жидкие, но и газообразные, однако ограничивались самыми первобытными методами работы. Ощущение микромира, в который мы попадаем с помощью современных творений, чаще всего обманчиво, за ним ясно различаются властные структуры политики и секса. Позиция, включения во власть, то, что Бодрияр называет соблазнением, ограничивает перспективный кругозор творца, замыкает его в постмодернистской (читай политической) стилистике. Но даже если признать собственную соблазненность, работа с глобальными объектами все равно становится все менее и менее актуальной. Власть перемещается на более низкие уровни, рассредоточиваясь в социуме, надевая чужие маски (см. выше). Власть переходит на микроуровень, с его фокусом внимания к фактуре смыслов и знаков.

Именно это, наверное, почувствовал и отразил в одной из последних работ Генрих Сапгир. В этой работе он обратился к тактильным объектам. Это обращение к персональной досимволической реальности, к ощущениям потребителя искусства. Тактильное искусство в принципе не только вовлекает читателя (зрителя - тяжело найти необходимое слово) в процесс создания, оно включает его в сам объект искусства, обращая его внимание на самого себя, оно даже делегирует ему актуальность и механизм подключения к той герметической реальности высокоскоростной информации, к которой практически невозможно достучаться иным способом. Петербург в отличие от южной столицы город достаточно фактурной, не населенный бесплотными симулякрами, но в тоже время заполненный знаковостью. Человек, помещенный в такое пространство, вынужден защищаться, оберегая свое я от агрессивной среды, создавая второй уровень блокирования информации - тот самый герметизм петербургского стиля. По видимому тактильное искусство не только более понятно такому Петербургу, но и более актуально для вовлечения авторов в динамическую среду развивающегося искусства.

Искусство всегда шло по принципу англосаксонского права, по принципу прецедента. Сейчас предоставляется уникальнейшая возможность определить, что такое тактильное искусство, найти его душу и механизмы. Я думаю, каждый, кто может определить себя как человека фактурного, чьи следы отпечатываются на почве бытия, должен почувствовать свою близость этому нарождающемуся движению, и может быть, принять в нем участие.